Муж моей коллеги Терезы — 100-процентный чероки. Сама она, как оказалось, маскоги. Но выяснилось это всего несколько лет назад (а у Терезы уже есть подростки-внуки). Только после того, как ее приемные родители умерли, родные тетушки Терезы нашли ее и рассказали об удочерении. Хотя усыновление/удочерение ребенка Native American приносит семье немало преимуществ — другие налоги, льготы по кредитам и пр. — неиндейские родители никогда не говорили о ее происхождении. Видимо, опасались, что трайб может опротестовать удочерение.
Как вышло, что биологические родители Терезы отдали ее в другую семью, я, признаться, спросить постеснялась. Думаю, для нее это и так было не самым простым открытием. Правда, в итоге оно пошло Терезе на пользу. Как только все документы были обнаружены, она получила сертификат Native American и теперь пользуется всеми благами трайбов — бесплатной медициной и всем таким.
На самом деле, Native Americans очень щепетильно относятся к тому, чтобы дети не уходили из племени, — стараются не «размывать» общину. В прошлом году на Рождество мы с Джоном ездили в Игл-Пасс, штат Техас, где брат Джона работал начальником местной индейской полиции племени Киккапу. На елку, которую полиция организовала для детей своих сотрудников, приехали и ребятишки из местного индейского как бы интерната. Детских домов в Штатах в нашем понимании нет, обычно дети разъезжаются по приемным семьям. Но есть такие вот временные дома проживания, где останавливаются дети, если в данный момент не оказалось свободной семьи для приема или если в семье не заладилось, а другую пока подыскивают.
Но в этом индейском доме эти дети ждут не просто приемные, а обязательно индейские, семьи. По решению племени приемным родителям, не имеющим индейской крови, детей не отдают. Считается, что в такой семье не сохраняется самоидентификация. Так что все эти истории в сериалах, когда белая семья несколько лет растит приемного ребенка, но вдруг выясняется, что он Native American, поэтому трайб требует вернуть его в родные пенаты и выигрывает суд, — все правда. Сама не знакома, но от нескольких русскоязычных баптистов из Талсы слышала и о наших бывших соотечественниках, которым пришлось расстаться с приемными дочками.
Так вот про Терезу. Сама она маскоги, и ее муж — чероки. Их дочка, соответственно, маскоги и чероки пополам, замужем за 100-процентным сименолом. А сын женат на чокто. Осталось только внучку выдать замуж или внука женить на чикасо — и вот тебе все пять civilized Indian tribes в одной семье. У нас тут и музей есть такой — пяти цивилизованных племен, то бишь племен, которые добровольно согласились принять христианство и другие «блага белой цивилизации». Я про них писала в статье про рабов и чероки.
Про самоидентификацию.
Вспоминается история о том, как многим из тех, кто ехал/едет в Германию как этнический немец, было сложно сдать языковой тест. Потому что экзаменаторы хотели слышать не современный немецкий, а так называемый Плат-Дойтч:фактически немецкий XVIII века, с которым предки нынешних выезжающих приехали в Россию. Для консульства это был (а может, по-прежнему есть) показатель того, что немецкая культура сохранялась в семье из поколения в поколение. Моим друзьям, успешно защитившим на современном немецком докторские по химии в Германии уже после переезда, из-за него поначалу отказали. Мама подруги, которая уже жила в это время в Германии, добилась разрешения только через суд.
Сама я однажды слышала, как очень старенькие бабушки разговаривали на этом Плат-Дойтче. Так вот, если кому-то по-прежнему кажется, что немецкий язык «лающий», так это потому, что вы Плат-Дойтч не слышали. Многие звуки в нем произносятся настолько жестко и напряженно, что современный немецкий на этом фоне просто музыка. Хотя лично для меня немецкий и так красиво звучит. Особенно берлинский вариант.
Вот как так, а?