Мало кто знает, что до приезда в США Бутина весьма успешно вошла в доверие к российской оппозиции, участвовала в российских правозащитных и оппозиционных проектах, и никто из общавшихся с ней активистов не представлял, что она может работать на правительство или спецслужбы. Параллельно Бутина при всей своей «оппозиционности» продолжала работать на Александра Торшина в его бытность сенатором, участвовала в организации визита представителей NRA в Россию (включая Пола Эриксона) и не имела при этом никаких проблем с ФСБ.
*Александр Торшин — заместитель председателя Совета Федерации РФ вплоть до 2011 года, затем — заместитель председателя Центробанка, пожизненный член Национальной стрелковой ассоциации США. Бутина, работавшая специальным помощником Торшина в течение нескольких лет, утверждает, что именно он руководил ее действиями в Штатах.
* Пол Эриксон — консерватор из Южной Дакоты, с которым Бутина состояла в отношениях и через которого, предположительно, пыталась установить связи между республиканцами и Москвой.
Только после ареста Марии в июле 2018 года, когда раскрылась вся история ее деятельности и связей, правозащитники с ужасом осознали, что не представляли себе, чем занимается человек, которого они считали единомышленником. Еще летом я пообщалась с одной из таких девушек, лично знавших Бутину в тот период, правозащитницей Юлией Гусейновой, и была поражена, насколько человечно и всепрощающе она отнеслась к Бутиной. Мне кажется, что после перенесенных страданий и переосмысления многих своих поступков Мария, как никогда прежде, способна будет воспринять информацию о том, что люди, которых она предала, ее простили. И, может быть, этот сильный и благородный поступок с их стороны удержит ее от участия в пропаганде и других авантюрах российских властей по возвращении домой.
Юлия Гусейнова, в свою очередь, полностью одобрила текст письма и также выразила желание подписаться под ним. Мы искренне желаем Марии скорейшего возвращения домой и начала по-настоящему новой жизни.
Открытое письмо Марии Бутиной
Дорогая Маша!
Мы не знакомы с тобой лично, но я, как и многие журналисты, давно и детально следила за твоей историей. Знаю я и то, как ты общалась с диссидентами в России в то время, когда уже работала на правительство. Поверь мне, твой арест стал шоком для этих людей. Все время, пока ты сотрудничала с ними, они всецело верили тебе и не могли представить, что, цитирую, у тебя было какое-то «второе дно». Я не сомневаюсь, что ты рассказывала о ваших отношениях своим приближенным к властям друзьям так же, как рассказывала им о своих контактах с американцами, и могу лишь надеяться, что это не повлекло для российских оппозиционеров новых репрессий и тюремных сроков.
Но я хочу, чтобы ты знала: эти люди никогда не злорадствовали, не желали тебе зла, не осуждали тебя за обман. Я лично общалась с очень светлой и мужественной девушкой Юлей Гусейновой из Ассоциации адвокатов России за права человека. Узнав о твоем аресте, единственное, что ей хотелось знать: что из ваших отношений было правдой, почему ты сделала такой выбор, почему стала на работать на людей, к которым, как тогда казалось, относилась очень критично? Она волновалась, не разрушил ли этот выбор тебя изнутри, что случилось с твоей душой? Да, Маша, те конкретные люди, чье доверие ты предала, не кидали в тебя камни, не требовали «возмездия», не радовались твоей беде. Вместо этого они искренне переживали за твою душу.
И я очень хочу верить, Маша, что многие из них, как и я сейчас, искренне сочувствуют твоей беде. Поверь мне, я знаю, что такое боль, невыносимая пытка экстремальными обстоятельствами, мучительная неизвестность, слезы каждый день, ежедневный страх смерти, панические атаки и то страшное чувство, что ты сделал все, что мог, и больше от тебя уже ничего не зависит. Я пережила этот ад по вине тех людей, на которых ты работала, чьи интересы ты продвигала, для кого ты готовила контакты и с кем делилась информацией. Я знаю, что такое потеря родины и потеря друзей – потеря не из-за ссоры, не только из-за расхождения взглядов, а из-за того, что некоторые мои друзья убиты. Да, Маша, двое моих личных друзей-журналистов были убиты за последние три года, и я вполне допускаю, что не смогу побывать на их могилах уже никогда.
многие люди не рассказывают всего, что им довелось пережить, особенно когда речь идет о тюрьмах и пытках в этих тюрьмах. В Крыму или на Донбассе эти пытки и вовсе принимают ужасающий характер
Я видела в прессе, что в одном из своих писем Торшину ты писала, что «либералы явно преувеличивают масштабы своего несчастья» в России. Нет, Маша, многие люди, наоборот, не рассказывают всего, что им довелось пережить, особенно когда речь идет о тюрьмах и пытках в этих тюрьмах. В Крыму или на Донбассе эти пытки и вовсе принимают ужасающий характер, и занимается ими часто та самая ФСБ, связями с которой ты когда-то гордилась.
Но именно поэтому, Маша, эти люди, как никто другой, способны понять всю глубину ада, через который ты сейчас проходишь: каждый день в неволе, каждую новую непреклонность со стороны обвинения, каждую новую разбитую надежду на то, что все это вот-вот закончится, каждый день пытки ожиданием. Поверь, никто не способен понять страдающего человека так глубоко и полно, как человек, который пострадал сам – пусть даже он всегда находился на другой стороне баррикад. И я хочу, чтобы ты знала – те люди, которых ты обманула, простили тебя, Маша, и всей душой хотят, чтобы твои страдания закончились как можно скорее, и чтобы твоя мечта о новой жизни, очищенной от всей этой грязи, наконец, сбылась.
Мне действительно жаль, что приговор оказался суровее, чем ты могла надеяться, но время даже притом, что тянется очень долго, имеет свойство пролетать неожиданно быстро. Скоро ты вернешься в Россию (страну, в которую я сама и многие мои друзья, возможно, не смогут вернуться уже никогда). И там, по возвращении, тебя, возможно, будет ждать испытание еще одним суровым моральным выбором: возможностью стать медийной персоной, очередным винтиком в системе пропаганды, тем более что у тебя, действительно, есть подлинный тяжелый опыт в Америке, которым ты могла бы поделиться (поверь, у меня он тоже есть, хотя и не в таких масштабах).
Но я очень надеюсь, что справишься с этим искушением и останешься верна тому желанию начать новую и чистую жизнь, которое родилось у тебя в эти дни, и о котором ты сказала в суде. Даже если ты считаешь, что стала жертвой неоправданной жестокости, пойми, что зло нельзя победить, участвуя в другом зле, к тому же еще большего масштаба. Это только усугубит пропасть соучастия, выжжет душу до конца, и, самое главное, не даст тебе подлинного облегчения. Даже мой выбор, Маша, который казался мне нравственно безупречным, и до сих пор кажется единственно правильным в той ситуации, в которой я его делала, не мог пройти бесследно. Мне хотелось защитить невинных: жертв войны в нравственно однозначной ситуации столкновения жертвы и агрессора. Но война морально калечит и агрессора, и жертву одинаково, и этот вечный закон мы, к сожалению, не в силах изменить. Однако участие в войне на стороне того, за кем нет подлинной правды, калечит душу намного сильнее.
Я ни в коем случае не хочу читать тебе нотаций, я просто хочу поделиться опытом, который может оказаться важен тебе сейчас: опыт переживания страданий. Страдания – это подчас очень лукавая вещь. В какой-то момент они могут подарить тебе катарсис, настоящее обновление души, подлинное раскаяние, они могут помочь тебе увидеть мир таким, каким ты никогда не видела его прежде, они могут научить чувствовать и сострадать совершенно по-новому. Но бывает и так, что проходит время, кошмар заканчивается, и на смену еще недавно пережитому очищению и мудрости приходит боль. Эта боль кажется невыносимой, возникает ощущение, что с ней невозможно жить, что ты никогда не способна будешь начать новую жизнь, потому что не сможешь забыть и простить пережитое.
участие в войне на стороне того, за кем нет подлинной правды, калечит душу
Поверь мне, я переживала подобное. Я сталкивалась с клеветой и настоящим предательством – подлым, вероломным, совершенным людьми, которым я верила и для которых сделала очень много. Я тоже знаю, насколько омерзительным и жестоким может быть этот мир. Разница только в том, что ты все же совершила то, что совершила, а мне приходилось страдать без вины. И я тоже знаю разрушительную силу этой боли: невозможности простить и забыть. Но поверь мне, Маша, если начать строить свою жизнь под натиском этой боли, идя на поводу у чувства мести – это не способно принести облегчения. Одна из самых распространенных иллюзий от желания мести – это то, что после этого станет легче. Это ложь. Легче не станет. Правда в том, что и эта вторичная боль способна видоизмениться, трансформироваться и помочь тебе стать действительно другим человеком: более мудрым, чутким и тоньше различающим добро и зло. Я смогла не поддаться этой боли и не сорваться вопреки всему, и я верю, что ты тоже это сможешь. Несмотря на все пережитое, ты осталась сильным человеком.
Маша, мы обе – русские девочки из провинции, обе сами добились в жизни довольно многого, обе оказались в чужой стране, обе были наивны и идеалистичны, к тому же почти ровесницы, и потому, мне кажется, мы чем-то похожи. Я искренне хочу верить, что ты верила в то, что делала, что твои планы были отражением не только амбиций, но и твоей любви к России – так, как ты ее понимала. Я верю, что ты не желала Америке зла, ты просто делала то, что считала правильным. И я хочу верить, что в глубине души ты – хороший человек, и после того, сколько ты выстрадала, ты наверняка стала еще лучше. Однако любовь к стране всегда безответна, и лучшее, куда мы можем направить усилия – это живые страдающие люди. Надеюсь, что со временем ты тоже это поймешь.
Когда-нибудь русско-украинская и необъявленная «вторая Холодная» войны закончатся, и разделение начнет проходить уже по другому признаку: между страдавшими и не страдавшими, между теми, кто искренне верил в то, что делает, и теми, кто использовал их
Я читала о том, что ты пришла к вере, находясь в тюрьме. Я тоже православная христианка, и потому считаю, что даже находясь по разные стороны в этом противостоянии, мы сможем понять друг друга. Когда-нибудь русско-украинская и необъявленная «вторая Холодная» войны закончатся, и разделение начнет проходить уже по другому признаку: между страдавшими и не страдавшими, между теми, кто искренне верил в то, что делает, и теми, кто использовал их, между теми, кто нашел в себе силы простить, и теми, кто еще не смог этого сделать. И может быть, там, в этом новом мире мы сможем когда-нибудь встретиться лично.
Я очень хочу верить, что, вернувшись домой, ты сможешь сохранить те крупицы святости, которые почувствовала в неволе, и не ввязаться в новый порочный круг лжи и соучастия во зле. И мы, те самые «российские либералы», искренне желаем тебе спокойного возвращения домой, новой жизни и новых радостей. Да, мы все уже никогда не будем прежними, но может быть, именно в этом наш единственный шанс стать другими. Мы верим, что ты никогда больше не повторишь прежних ошибок и не поддашься ни льстивым уговорам и «заманчивым предложениям», ни собственным обидам. Мы верим в тебя, Маша. Не предавай наше доверие во второй раз!
Искренне твои,
Ксения Кириллова и Юлия Гусейнова