Америка берет надо мной верх — вначале все шло со скрипом, как несмазанное колесо, а теперь все легче и легче, а, может, и с радостью, я перестраиваю себя под нее. На данном этапе пытаюсь изжить в себе русскую мать-страдалицу, советскую ли, российского ли розлива — не важно, главное изжить ее в себе как вид.
Американская мать не страдалица вовсе, она человек, у которого есть самое большое счастье — ребенок/дети. Ее счастье не растет в болоте из фраз:
— Мучилась, рожала тебя два дня!
— Ночей не спала, пеленки стирала, а зубы когда резались?
— Одежды нормальной не было, еды не было — каши просеивала от сахара, на молочную кухню в шесть утра бегала!
— Дорого все так для тебя!
Дети американской мамы просто растут. В США вообще нет этого культа героини-матери, которая мучилась, недосыпала, недоедала, лишь бы в люди вывести... Тут нет надрыва: мама — это самое святое на земле! Потому что все осознают: и сволочь может родить ребенка, а вот тот самый рожденный от сволочи крошечка, как раз и есть самое святое на этапе детства. Нет пафосных страданий. Есть женщины, которые захотели ребенка, родили его и растят. Растят в любви и радости.
Когда я жила в России, то дня не проходило, чтобы я не слышала в спину сочувствующий шепот, или, чтобы мне в лицо не говорили — ну ничего, ничего, подрастут — вот же помощь будет маме! А потом, непременно обращаясь к моим детям — а вы маму слушайте! Ей с вами вон как тяжело! И, безусловно, в этом была правда: мне было тяжело одной с тремя, но разве это повод говорить об этом детям? Тому самому счастью, которое, кстати, совсем не просило, чтобы ты его рожал... В России мне сочувствовали. А в США делают комплименты детям. Из-за этого я долгое время чувствовала себя некомфортно. Никто тут не кидается к тебе с сочувствием, тут тебя просят восхититься твоими же детьми:
— Господи, какие красивые дети! Благослови их Бог и тебя счастливую мать!
— Смотрю на твоих детей и понимаю, God is great!
— Как же тебе повезло с такими прекрасными детьми! Дай вам самой счастливой жизни, милашки!
Понимаете? Они не сочувствуют счастью, они ему радуются и приглашают тебя же порадоваться с ними — твоим же детям! Эдди иногда встает на пороге детской, когда они спят, и вслух восхищается: могла ли ты иметь детей лучше?
Я поначалу пыталась вызвать сочувствие, шутила, милые да, пока спят. Потом поняла: они не понимают, просто не в их культуре, и перестала: дети — это радость и точка.
Я теперь понимаю: тяжелый советский быт, нестабильное нынешнее время убивают радость от материнства, и не говорите мне, что ах, уже не так. Еще как так. Наше родительство — это своего рода подвиг: "трое детей в наше время??" Их родительство — это счастье, иногда сопровождаемое трудностями: "— Милый, он напился! — Он напился раз, а ты в его возрасте постоянно курила!"
Американская мать часто представляется нам, как равнодушная: и любовь ее к ребёнку не такая сильная, как наша, и на подвиг ради ребенка она не способна... короче, почти ехидна. А ведь вся ее "вина" только в том, что уже десятки лет как ей не надо мучиться в родах, изобретать еду, если нет смеси, вязать кофты или ставить заплатки... Уже десятки лет американская мама может себе позволить не совершать подвиг, не выживать, а просто наслаждаться общением со своим счастьем. Ее быт намного проще, медицина лучше — только и всего. Но в наших глазах — не выживает, не мучается, не преодолевает, значит, неполноценная мамка.
И я учусь наслаждаться тем, чем должна, без надрыва и пафоса, без ненужных ожиданий: главное, растут в любви и радости, а как оно дальше — никто не знает. Потому что это не мы совершили подвиг, это нам дано счастье быть родителями.